Крестьянское восстание в Сицилии

Гарибальди о своём походе на юге Италии

В апреле 1860 г. началось крестьянское восстание в Сицилии. Гарибальди и его сторонники организовали экспедицию (славная «тысяча») в помощь восставшим. Участники похода «тысячи» проявили исключительные героизм и самопожертвование.

В ноябре 1859 г. Гарибальди обратился к итальянскому народу с призывом жертвовать деньги в фонд «Миллиона ружей». Эти» средства предназначались для продолжения борьбы за воссоединение Италии. К маю I860 г. было уже закуплено 1500 ружей. Они хранились в Миланском арсенале.

— Посланные мною в Милан для принятия оружия встретили у арсеналов королевских карабинеров, запретивших им взять хотя бы одно ружье. Распоряжение было отдано Кавуром (Кавур старался всячески противодействовать революционным мероприятиям» Гарибальди, боясь осложнений в Европе и, главным образом, неудовольствия своего «хозяина»- Наполеона III).
Это препятствие, конечно, расстроило и задержало нас, но все же не отвратило от нашего намерения. Мы старались добыть оружие в другом месте, и это нам, вероятно, удалось бы. В это время Ла-Фарина (Джузеппе Ла Фарина—итальянский политическим деятель, сторонник Кавура. В 1860—1861 гг. вел интригу против Гарибальди) предложил нам 1 000 ружей и 8 000 лир, которые я принял без всяких задних мыслей. Скаредная щедрость высокопоставленных лиц! Мои товарищи по битвам расскажут, с каким жалким оружием они должны были сражаться против неприятелей — Бурбонов, вооруженных прекрасными карабинами.

Все это затягивало наш отъезд, вследствие чего мы вынуждены были снова отправить домой многих добровольцев. Однако твердая воля и нежелание покинуть в беде наших сицилийских братьев побороли все препятствия. Добровольцы, предназначенные для экспедиции, были созваны и явились сейчас же, особенно ломбардцы. Генуэзцев мы тоже держали наготове.

Оружие, снаряды, провиант и наша небольшая поклажа были отправлены на борт маленьких лодок, два парохода («Ломбардия» и «Пьемонт»)… были зафрахтованы (Зафрахтовать — нанять судно полностью или частью для перевозки груза). В ночь с 5 на 6 мая эти суда покинули гавань Генуи… Удовольствие при мысли о предстоящих опасностях и радость, внушенная сознанием служения святому делу отчизны, светились в глазах «тысячи»…

… Раннее утро 15 мая застало нас в полном порядке на высотах Виты (Вита — возвышенность и город в западной части острова Сицилия, северней города Салеми). Через короткое время враг, пребывание которого в Калатафими (небольшой город в западной части острова Сицилия) было мне уже известно, в боевей готовности выступил уже из города по направлению к нам. Против холмов Виты возвышаются высоты «Жалоба римлян» (Возвышенность около Калатафими названа «Жалобой римлян» в память поражения римского консула Аппия Клавдия в 263 г. до н. э.) , на которых враг разместил свои отряды. Со стороны Калатафими эти возвышенности постепенно снижаются.

Поэтому враг поднялся на них без труда и занял все вершины, необычайно крутые со стороны Виты. Заняв, наконец, высоты слева от врага, я мог подробно рассмотреть позиции наемников Бурбона (Франциск II Бурбон — с 1735 г. в королевстве обеих Сицилий правили Бурбоны, родственники французских и испанских Бурбонов). Они же могли видеть только наши защитные линии. Образованные из генуэзских стрелков… эти линии прикрывали наш фронт, в то время, как другие полки, хорошо вооруженные, были размещены позади в эшелонах. Наша жалкая артиллерия была размещена по главной дороге на левом фланге… Несмотря на свои недостатки она дала несколько хороших залпов.

Таким образом мы, так же как и враги, заняли очень сильные позиции. Нас отделяло от них обширное пространство, образуемое волнистой равниной, на которой находятся редкие поселения. В нашем положении самым выгодным было дожидаться врага на своих позициях. Враги, насчитывавшие около 2000 человек и располагавшие большой артиллерией, видя на нашей стороне лишь кучки людей, храбро выслали несколько стрелковых отрядов под сильным прикрытием и с двумя пушками.

Подойдя на ружейный выстрел, они открыли огонь из пушек и ружей, продолжая к нам приближаться. С нашей стороны был дан приказ не стрелять, пока враг не подойдет совсем близко. Сигнал горна, протрубившего американскую зорю, заставил неприятеля остановиться, как по волшебству. Он понял, что имеет дело с серьезным противником.

В рядах артиллеристов началось отступление. Солдаты деспотии были охвачены страхом при виде «пиратов» («Имя, которым почтили нас наши враги» (прим. Гарибальди)). Теперь в атаку пошла «тысяча». Впереди шли генуэзские сгредки и с ними избранный отряд юношей, нетерпеливо желавших настичь врага. Цель нападения — было обратить неприятельский авангард в бегство и отбить обе пушки. Это было исполнено с усердием, достойным борьбы за свободу Италии. Однако в наше намерение никоим образом не входило напасть на устрашающие позиции неприятельского фронта, занятые большими боевыми силами. Но кто мог удержать горячих доблестных добровольцев после того, как они опрокинули врага? Напрасно рога трубили сигнал к отступлению — наши его не слышали и действовали, как Нельсон в битве при Копенгагене. («В битве при Копенгагене английский главнокомандующий адмирал Паткер дал сигнал Нельсону, участвовавшему в битве, об отступлении. Офицеры обратили внимание Нельсона на сигнал. Нельсон приставил монокль к слепому глазу и сказал: «Я ничего не вижу». Битва продолжалась, и Нельсон выиграл её» (прим. Гарибальди).

Итак, наши были глухи к сигналу и продолжали преследовать авангард неприятеля со штыками на перевес, покуда тот не примкнул к своей главной части.

Теперь нельзя было терять времени, иначе наш доблестный отряд был бы обречен на гибель. Я приказал немедля трубить генеральное наступление, и весь корпус «тысячи», сопровождаемый несколькими смелыми сицилийцами и калабрийцами, выступил ускоренным шагом, чтобы уничтожить врага. Неприятель оставил равнину и целиком сгруппировался на высотах, где находились его резервы. Здесь он стал, наконец, на твердую почву и защищал свои позиции с упорством и смелостью, достойными лучшего применения. Особенно опасной частью незащищенной местности была та волнистая равнина, которая отделяла нас от врага. Здесь дождем сыпались снаряды тяжелой артиллерии, и значительная часть моих людей была ранена.

Но когда мы, наконец, достигли подножья римских гор, мы оказались почти в безопасности. На этом месте «тысяча» соединилась со своим авангардом, несколько уменьшившимся уже численно.

Положение было критическим: мы должны были победить! С этим твердым решением мы начали подыматься под градом выстрелов на первый уступ горы. Каждый раз, когда нам нужно было взобраться с одного уступа на следующий, а это совершалось почти без всякого прикрытия, нас встречал убийственный огонь.

В этом деле очень большую услугу оказали нам мужественные сыны Генуи. Вооруженные прекрасными карабинами и опытные в стрельбе, они поддержали честь нашего оружия.

Калатафими! Когда я, переживший сто сражений, буду лежать на смертном одре, я вспомню тебя с гордой улыбкой, потому что не знаю битвы, которая была бы славнее тебя! «Тысяча», настоящая заступница народа, с героическим презрением к смерти бросалась от одной позиции к другой, против наемников тирании, сиявших пестрой формой и аксельбантами, и обратила их в бегство. Кэк я могу забыть горсть юношей, которые, боясь, что меня ранят, окружили меня, теснясь друг к другу, и образовали непроницаемый вал!

Южный склон римской горы, которую мы должны были штурмовать, состоит из террас, земля на которых в этой горной местности возделывается земледельцами. Мы завоевывали террасу за террасой до вершины горы, на которой враги с большим бесстрашием делали последние усилия, чтобы защитить свою позицию. Некоторые неприятельские стрелки, израсходовав снаряды, обстреливали нас камнями.

Наконец, мы перешли к решительной атаке. Храбрейшие из «тысячи» тесно сомкнулись во время последнего перехода. Они измерили на глаз расстояние, которое им еще нужно было пройти, чтобы схватиться с врагом в рукопашную, перевели дыхание и, словно львы, бросились вперед. Они были уверены в победе великого дела, за которое боролись. Наемники тирании не выдержали ужасного натаска мужественных борцов, за свободу. Они обратились в бегство и остановились только в городе Калатафими, отстоящем за много миль от поля битвы. Только около города, в котором имеются очень сильные позиции, мы прекратили преследование.

Когда сражаешься, нужно побеждать. В смысле произведенного впечатления, победа у Калатафими была неизмеримой важности. Она одушевила население и деморализовала вражеские ряды. Первым важным последствием было восстание населения против отступающего врага. Всюду образовались вооруженные отряды, которые соединялись с нами. Во всех окрестных областях воодушевление достигло своей вершины. Расстроенный враг остановился только в Палермо. Здесь он внес ужас в ряды сторонников Бурбона и уверенность в ряды патриотов.

Наши и вражеские раненые были приняты в Вите и Калатафими. Среди наших насчитывались очень большие потери. Не мало бойцов из благородного отряда «тысячи» пали при Калатафими, пали как и наши предки, римляне, не издав ни одного звука, кроме крика — «Да здравствует Италия!» Я пережил, бьгть может, более отчаянные . и страшные битвы, но нигде я не видел бойцов великолепнее, чем мои «пираты» суши у Калатафими. Победа при Калатафими была бесспорно решающей в походе 1860 года…

Д. Гарибальди. «Мои мемуары»