Вступление Гарибальди в Неаполь

7 сентября 1860 года

Ряд побед гарибальдийцев над армией неаполитанских Бурбонов (август 1860 г.) заставили Франциска II бежать из Неаполя. 7 сентября I860 г. Гарибальди в сопровождении немногочисленной свиты въехал в бывшую столицу королевства обеих Сицилий.

— Мое вступление в великую столицу кажется мне скорее чудом, чем реальностью. Сопровождаемый только немногими адъютантами, я прошел сквозь ряды бурбонских отрядов, еще владевших городом. (При въезде Гарибальди в Неаполь в нём находилось ещё несколько отрядов правительственных войск.) Они охотнее сдавали свое оружие мне, нежели своим генералам.

7 сентября I860 г. Кто из сынов Партенопеса (древнее название Неаполя) не вспомнит об этом славном дне? 7 сентября пал ненавистный род тиранов (Бурбонов). Из-под обломков их трона воскрес суверенитет народа. К сожалению, злосчастная судьба дарит ему всегда только краткое существование.

7 сентября «сын народа» (прозвище Гарибальди) в сопровождении нескольких друзей, называвших себя его адъютантами, вступил в гордую столицу «огненного всадника» (на гербе Неаполя изображён всадник в огне). Полмиллиона жителей приветствовали его. Их пылающая непреклонная воля уничтожила целое войско и вызвала падение Бурбонов и торжество народных прав. Это движение могло бы распространиться на всю Италию! Этот яростный крик был достаточно силен, чтобы парализовать высокомерных и ненасытных правителей государств и повергнуть их в прах!

Действительно, восторг и импонирующая выдержка громадного населения привели к тому, что бурбонская армия, которая владела еще фортом и главными пунктами города и могла его разрушить, не решилась на это.

Я вошел в Неаполь, когда еще вся южная армия находилась поблизости, в Мессинском проливе. Но неаполитанский король уже днем раньше покинул свой дворец и отступил в Капую. Освободители народа заняли ещё теплое монархическое гнездо, и грубые сапоги пролетариев топтали мягкие ковры королевского дворца.

Д. Гарибальди. «Мои мемуары».

Из переписки Кавура с принцем Жеромом Бонопартом

Гарибальди сделал ошибку, дав согласие на занятие Неаполя сардинскими войсками и на проведение народного голосования в Южной Италии по вопросу о присоединении к Пьемонтскому королевству. Из письма Кавура Жерому Бонапарту видно, что активную роль в подаче голосов в пользу Виктора-Эммануила II сыграли те, кто боялся усиления сил революции в борьбе за воссоединение Италии.

24 ноября 1860 года.

…В Неаполе дела, идут хорошо. Результаты всеобщего голосования в высшей степени удовлетворительные. За исключением нескольких местностей, находящихся во власти реакционных шаек, все остальные голосовали за присоединение к королевству Виктора-Эммануила. Многих толкнули на это убеждения и чувства, многих также страх перед гарибальдизмом.

Больше всего усердия при голосовании за присоединение проявили консерваторы. Вотум, который только что дан неаполитанским народом, дает основание королю захватить Капуто и Гаэту. Послезавтра он рассчитывает приступить к этому… (Капуя — неаполитанская крепость, расположенная в 30-40 км от столицы королевства. Гаэта — неаполитанская крепость, порт на берегу Тирренского моря).

«Ревю де де монд» от 15 марта 1923 г.

Гарибальди о походе в Аспромонте 1862 года

Два отрывка из воспоминаний Гарибальди описывают попытку итальянских патриотов в 1862 г. овладеть Римом. Аспромонте — горный хребет на юго-западной конечности Апеннинского полуострова.

Виктор-Эммануил, боявшийся осложнений с наполеоновской Францией, выслал против «тысячи» войска и предательски расправился с гарибальдийцами.

а) …Предприятие «краснорубашечников» в 1862 г. означало свержение папства — непобедимого, самого могучего и ожесточенного врага Италии. Задача была прекрасной, и героическая Сицилия… ответила со своим обычным восторгом на призыв: «Рим или смерть», брошенный нами тогда в Марсала.

… Я дал лозунг «Рим или смерть», и с его помощью созвал моих доблестных товарищей в Фикуцца , в нескольких милях от Палермо. Здесь, на ферме, в лесу, собралась избранная группа молодежи из Палермо и из провинции.

…На поле скоро стояла новая «тысяча» — решительная, как и «тысяча» 1860 г., в своем стремлении победить тиранию папства, несомненно еще более вредную, чем тирания Бурбонов.

…Благодаря гордой выдержке Палермо и живейшей симпатии всей Сицилии, мы смогли без серьезных затруднений пройти остров, вплоть до Катании. Храброе население Катании не отставало от других, и его твердость парализовала тех, кто хотел приостановить наше движение.

Два парохода, стоявшие в гавани Катании, доставили нам возможность переплыть на материк. Несколько фрегатов итальянского военного флота крейсировали у гавани и могли воспрепятствовать нашему отплытию и переезду. У них несомненно был соответствующий приказ, но к чести тех, кто ими командовал, с их стороны не последовало никаких враждебных действий.

Условия, при которых нам пришлось переплыть пролив, связаны были с огромным риском. Наши пароходы были так, перегружены людьми, что из-за недостатка места многие из наших не смогли взойти на борт, я, старый моряк, видел в своей жизни тяжело нагруженные пароходы, но в такой степени, как эти — никогда.

Большинство наших борцов прибыло только недавно, но не было еще разделено на роты, а потому не знало своих офицеров, они такой гурьбой взобрались на палубы злосчастных пароходов, что те угрожали пойти ко дну. Бесполезно было убеждать оолдат сойти: они себе и в ус не дули. Но всё же они подвергались громадной опасности и, может быть, шли на смерть. Я был некоторое время в (нерешительности — отчаливать ли мне при подобных обстоятельствах? Как велико было мое смущение, моя ответственность! От моего решения зависела вся будущность отечества. Никто из находившихся на судах не мог двинуться, или повернуться на своем месте. Уже надвигалась темнота. Мы должны были решиться отчаливать или оставаться и ждать рассвета, который, быть может, осветит только общую неудачу.

Мы отчалили, и счастье оказалось и на этот раз на стороне правды и справедливости…

Переплыв пролив, мы приблизились на рассвете к берегу Мелило и выгрузили все войско. Как и в 1860 г., мы сейчас же направились вдоль берега… по направлению к Реджио. Тогда нашими противниками были наемники Бурбона, и мы искали их, чтобы атаковать. Теперь перед нами стояла итальянская армия. Мы хотели миновать ее любой ценой, но она со своей стороны искала нас, дабы во чтобы то ни стало нас уничтожить.

Первые враждебные действия против нас открыл итальянский броненосец, который шел вдоль берега параллельно нашему маршруту. Он дал несколько оружейных залпов, и это принудило нас отвести наш отряд в глубь страны. Несколько небольших частей, высланных в Реджио, остановили затем некоторых из наших.

*

б) …Я приказал не стрелять. Этому приказу повиновались все, за исключением некоторых, до страсти возбужденных юношей, находившихся на нашем правом крыле, которыми командовал Менотти (Сын Гарибальди). Увидев, что на них слишком уверенно нападают, они в свою очередь напали и отбросили врага. Наша позиция на вершине, тылом к лесу, могла устоять против в десять раз превосходившей ее силы.

Но к чему бы это могло привести? Раз мы не защищались, было ясно, что враг настигнет нас в несколько мгновений. И как это всегда бывает, атака была тем безудержнее, чем меньше сопротивления оказывал атакуемый. Огонь стрелков, продвигающихся к нам, становился к несчастью все свирепее, и я, находившийся между двумя отрядами, чтобы помешать кровопролитию, был ранен двумя пулями — одной в левую пятку, другой — во внутреннюю кость правой ноги.

… Вместо того, чтобы оставить меня в госпитале в Реджио или Мессине, меня доставили на борт фрегата и отвезли в Вариньяно, так что я должен был проехать большое расстояние по морю, в то время, как рана на правой ноге причиняла мне ужасные страдания.

…Я был доставлен в Вариньяно, потом в Специа, в Пизу и, наконец, в Капрера (Капрера — остров, находится у северного мыса острова Сардиния, от которого отделен только маленьким проливом. Часть острова в 1854 г. была приобретена Гарибальди; остров стал его постоянным местожительством).

Велики были мои страдания, но велика и нежная заботливость моих друзей. Старейшему из итальянских хирургов, профессору Зеннетти, выпала на долю честь извлечь пулю из моей ноги. Наконец, через 13 месяцев рана на правой ноге зажила, и до 1866 года я влачил вялое и бесполезное существование.

Д. Гарибальди. «Мои мемуары».