Крымская война

Отрывок из записок участника Крымской компании о состоянии царской армии при Николае I

Нечего рассказывать о том, как началась последняя восточная война.

Мы были к ней не готовы ни с какой стороны. Не говоря уже о расстроенных финансах, о крайне плохом состоянии крепостей и фортов Черного и Балтийского морей, в особенности первого; о недостатке хороших путей сообщения; но главный и существенный предмет в ведении войны — солдаты были только красивы на парадах, и больше ничего. Мы хлопотали единственно о их блеске, о разных фокусах в маршировке и ружейных приемах, а что делалось в это время с другими европейскими войсками, какие улучшения вводились в них, об этом едва ли знали понаслышке…

Солдат заботился только о том, что требовалось на смотру: чистота, выправка, темпы, но что-либо действительно необходимое для войны, как, например, «стрельба в цель», представлялось ему не чем иным, как прихотью ближайшего начальства; ибо он знал очень хорошо, по опыту, что смотр (т. е. главное, к чему стремились) сходил с рук большей частью без всякой стрельбы.

Мало того, он считал стрельбу в цель как бы наказанием, потому что начальство, употребляя все время на изучение лишь одного, необходимого на смотрах, занимало солдат стрельбою в те часы, которые были предоставлены им для отдыха, и смотрело на это сквозь пальцы, т. е. ходи или не ходи иной солдат на такую стрельбу…

Да если бы, наконец, иной ближайший начальник и вздумал обратить серьезнее внимание на стрельбу, он бы остался при одном желании, потому что число выдаваемых патронов было недостаточно для практики: 3 патрона круглым счетом на человека в год. Уже самая ограниченность в выдаче патронов свидетельствовала очень ясно, что это не нужно, а есть что-то другое…

И это другое было отыскано и доведено до изумительного, не повторяемого в веках совершенства.

Точность выправки дошла до того, что иные начальники говорили: «Подай вперед корпус тела между 5-й и 6-й пуговицей», отчего этих господ прозвали «костоправами». В ружейных приемах нашли возможность кокетства и грации…

Легко понять, что доведение войск до этого неслыханного блеска и чистоты в ружейных и других приемах требовало неизбежной суровости обращения. Над всеми оцепеневшими массами войск висел вечный Дамоклов меч — зуботычина и шпицрутен. Наказание вошло в плоть и кровь солдатского учения…

Один ротный командир бился со своей ротой в ожидании смотра и никак не получал желаемого результата. Вдруг его озарила счастливая мысль: он скомандовал 1-й шеренге повернуться налево кругом и дать в зубы 2-й шеренге; потом 2-й шеренге дать в зубы 1-й; затем 2-я шеренга налево кругом — дай в зубы задней и т. д. И это было выполнено без замедления, очень просто, как ни в чем не бывало. Но не известно, принесло ли пользу…

«Из записок севастопольца», Русский Архив, 1867

Героизм русской армии

Великий русский писатель Лев Николаевич Толстой, участник Крымской войны, сам перенес все ужасы, лишения и страдания, выпавшие на долю геройских защитников Севастополя.

Находясь в осажденном городе с ноября 1854 г. по конец августа 1855 г., Л. Н. Толстой участвовал в защите 4-го бастиона, Малахова Кургана и в других схватках с войсками союзников. Поэтому его очерк «Севастополь в декабре 1854 года», отрывок из которого приводится ниже, ценен как свидетельство современника.

…Итак, вы видели защитников Севастополя на самом месте защиты и идете назад, почему-то не обращая никакого внимания на ядра и пули, продолжающие свистать по всей дороге до разрушенного театра — идете со спокойным, возвысившимся духом. Главное, отрадное убеждение, которое вы вынесли, — это убеждение в невозможности поколебать где бы то ни было силу русского народа, и эту невозможность видели вы не в этом множестве траверсов, брустверов, хитро сплетенных траншей, мин и орудий одних на других, из которых вы ничего не поняли, но видели ее в глазах, речах, приемах, в том, что называется духом защитников Севастополя. То, что они делают, делают они так просто, так мало напряженно и усиленно, что, вы убеждены, они еще могут сделать во сто раз больше… они все могут сделать.

Вы понимаете, что чувство, которое заставляет работать их, не есть то чувство мелочности, тщеславия, забывчивости, которое испытывали вы сами, но какое-нибудь другое чувство, более властное, которое сделало из них людей, так же спокойно живущих под ядрами, при ста случайностях смерти, вместо одной, которой подвержены все люди, и живущих в этих условиях среди беспрерывного труда, бдения и грязи.

Из-за креста, из-за названия, из-за угрозы не могут люди принять эти ужасные условия: должна быть другая, высокая побудительная причина. И эта причина есть чувство, редко проявляющееся, стыдливое в русском, но лежащее в глубине души каждого — любовь к родине.

Только теперь рассказы о первых временах осады Севастополя, когда в нем не было укреплений, не было войск, не было физической возможности удержать его и все-таки не было ни малейшего сомнения, что он не отдастся неприятелю… только теперь рассказы про эти времена перестали быть для вас прекрасным историческим преданием, но сделались достоверностью, фактом.

Вы ясно поймете, вообразите себе тех людей, которых вы сейчас видели, теми героями, которые в те тяжелые времена не упали, а возвышались духом и с наслаждением готовились к смерти, не за город, а за родину. Надолго оставит в России великие следы эта эпопея Севастополя, которой героем был народ русский…

Л.Н. Толстой

Сталин об отсталости царской России

История старой России состояла, между прочим, в том, что ее непрерывно били за отсталость. Били монгольские ханы. Били турецкие беки. Били шведские феодалы. Били польско-литовские паны. Били англо-французские капиталисты. Били японские бароны. Били все — за отсталость. За отсталость военную, за отсталость культурную, за отсталость государственную, за отсталость промышленную, за отсталость сельскохозяйственную.

Били потому, что это было доходно и сходило безнаказанно. Помните слова дореволюционного поэта:

«Ты и убогая, ты и обильная, ты и могучая, ты и бессильная, матушка Русь».

Эти слова старого поэта хорошо заучили эти господа. Они били и приговаривали: «ты обильная» — стало быть, можно на твой счет поживиться.

Они били и приговаривали: «ты убогая, бессильная» — стало быть, можно бить и грабить тебя безнаказанно.

Таков уже закон эксплуататоров — бить отсталых и слабых. Волчий закон капитализма. Ты отстал, ты слаб — значит ты неправ, стало быть, тебя можно бить и порабощать.

Ты могуч — значит ты прав, стало быть, тебя надо остерегаться.

Вот почему нельзя нам больше отставать.

Сталин. «Вопросы ленинизма»