Сражение при Бородино

Поход в Москву в 1812 году

Француз де Сегюр, описывая эпизоды Бородинского боя, восхищается: храбростью и стойкостью русских солдат. Де Сегюр подчеркивает блестящее состояние русской армии, отступавшей к Москве.

— Было половина шестого утра, когда Наполеон прибыл к редуту (Редут — укрепленный трех- или четырехугольный бастион. 5 сентября 1812 г. французы после упорного штыкового боя захватили Шевардинский редут), отбитому у русских 5 сентября. Тут он стал ожидать первых проблесков рассвета и первых ружейных выстрелов со стороны Понятовского — польского князя, командующего польскими войсками в армии Наполеона. Заблестела заря. Император, указывая на нее офицерам, воскликнул: «Вот оно, солнце Аустерлица!»

Был полдень, когда левая линия русских була оттеснена и долина очищена. Император приказал Мюрату (Иоахим Мюрат — французский кавалерийский генерал, маршал, с 1808 со 1814 г. — неаполитанский король) направиться туда со своей кавалерией, чтобы завершить атаку…

Вторая линия русских и подкрепление, приведенное Багговутом (Багговут — русский генерал, участник Бородинского сражения) от Тучкова (Тучков — русский генерал, был смертельно ранен во время Бородинского сражения), пришли на помощь первой. Они стягивались, укрепляясь в Семеновском (Семеновское — село, расположенное в центре русской линии. Около села Семеновского находились так называемые Багратионовы флеши (окопы), за которые велась ожесточенная борьба. В атаках Багратионовых флешей принимали участие корпуса Даву, Нея и Мюрата), чтобы отнять свои редуты. Среди французов царил беспорядок победы: изумленные, они отступили…

Неприятельская кавалерия поспешила решительно использовать свою удачу, она окружила Мюрата, который забыл об осторожности, желая объединить своих… В то же время Ней (французский маршал) перестроил свои дивизии. Их огонь останавливает неприятельских кирасиров и вносит смятение в их ряды: русские отступают. Мюрат избавлен от опасности, и высоты вновь завоеваны…

Огонь русских разрушает все наши ряды, их дружная атака упорна и стремительна: пехота, артиллерия, кавалерия — все соединились в одном натиске. Ней и Мюрат ожесточенно пытались противостоять этой буре; для них дело шло уже не о дальнейшей победе, а о том, чтобы сохранить добытое перед тем.

К счастью, запасная артиллерия двинулась в эту минуту, чтобы занять позицию на захваченных высотах. Лористон (французский маршал) получил на этот маневр согласие императора, которое являлось скорее уступкой, чем приказанием. Артиллерийские генералы, которые тоже удивлялись своему бездействию, стремительно воспользовались данным им разрешением вступить в бой. 80 орудий одновременно появились и загремели на холмах.

Русская кавалерия первая разбилась об эту линию пушек, за ней последовала пехота. Она подвигалась сплоченными рядами, врываясь в которые наши ядра производили страшные опустошения, и тем не менее эти ряды все приближались и приближались, до тех пор пока французские батареи не разбили их усиленными залпами картечи. Целые взводы падали сразу: было видно, как солдаты пробовали сплотиться под этим ужасным огнем. Каждую минуту смерть раздвигала ряды, но они снова сдвигались по трупам, как бы попирая и самую смерть своими ногами. Наконец, они остановились, не имея мужества подвигаться дальше.

Нашим глазам представилась страшная картина избиения, и вся мыслящая часть наших артиллеристов с восхищением взирала на непоколебимую, слепую и покорную отвагу своего неприятеля.

И вот битва, прекратившись в долине, сосредоточилась на высотах, оставшихся у неприятеля, и возле большого редута, упорно защищаемого от принца Евгения Богарне центром и правым флангом под командой Барклая…

В это время Барклай во главе правого фланга упорно боролся с принцем Евгением, который тотчас же после взятия Бородина прошел через реку Колочь перед большим неприятельским редутом (Батарея Раевского). Тут русские особенно рассчитывали на крутизну своих высот, окруженных глубокими и топкими оврагами, на наше изнеможение, на свои окопы, вооруженные орудиями большого калибра, и, наконец, на окаймлявшие эти холмы 80 пушек, которые беспрестанно изрыгали металл и огонь…

На этом пункте сражения сосредоточилось все, что может дать военное искусство, сила и безумная отвага. Французы продержались в течение четырех часов на склоне этого вулкана под дождем пуль и ядер… Принц Евгений послал предупредить императора о своем критическом положении, но Наполеон ответил, что он ничем не может помочь, что победа зависит от вице-короля и что стоит сделать ещё одно лишнее усилие, и сражение будет решено.

Но уже время было упущено. Нечего было думать о захвате всей русской армии и, быть может, целой России; оставалось лишь удержать за собой поле битвы. Кутузову дали время опомниться, ок укрепился на оставшихся у него мало доступных высотах и покрыл всю долину своей кавалерией. Таким образом, русским удалось в третий раз перестроить свой левый фланг перед Неем и Мюратом… Неприятель остановился и укреплялся на новой позиции. Было поздно, наши боевые припасы истощены, битва окончилась.

…потери были громадны и не соответствовали результату… Было убито и ранено 43 генерала. Какой траур в Париже, какое торжество для его врагов! Какой опасный повод к размышлению для Германии! Во всей армии, вплоть до палатки императора, его победа молчалива, сумрачна, одинока, даже не слышно лести…

Французские солдаты были поражены таким большим количеством убитых и раненых и таким незначительным числом пленных, которых было менее 800! Обыкновенно по числу этих последних и определялся успех. Убитые говорили скорее о храбрости побежденных, чем о нашей победе. Если уцелевший неприятель отступил в таком блестящем порядке, гордым и не теряющим мужества, что значило для нас приобретение какого-то поля битвы? Разве русские в такой обширной стране не найдут места для битвы?

Де Сегюр, Поход в Москву в 1812 г., М. 1911