Испано-американские сепаратисты в поисках иностранной поддержки в 1783-89 годах

Миранда в Российской империи

Франсиско Миранда, в конце 1783 г. бежавший в США с Кубы, где ему угрожал арест по обвинению в государственной измене, завязал сношения с той частью руководящих политических деятелей США, которые были особенно тесно связаны с купечеством Новой Англии. Гамильтон, Нокс и другие выразили готовность поддержать его планы.

Миранда вел переговоры о наборе и вооружении в Новой Англии пяти тысяч волонтеров для отправки в Испанскую Америку, где они должны были оказать сепаратистским заговорщикам содействие при осуществлении переворота.

Но эти переговоры не увенчались успехом, — по-видимому, вследствие неблагоприятной для Миранды позиции, занятой сторонниками франко-испанской ориентации.

В 1787 г. Джефферсон, состоявший в то время послом США в Париже, информировал свое правительство, что к нему явился мексиканский агент с планом освобождения своей родины и просьбой о северо-американской поддержке; но Джефферсон ограничился выражением платонического сочувствия угнетенным мексиканцам и отослал их делегата ни с чем.

Миранда в России

В 1786 г. в Россию прибыл замечательный иностранец, успевший стяжать себе репутацию самоотверженного борца свободу своей родины и злейшего врага одной из королевских династий Европы. Эта репутация не помешала ему стать желанным гостем петербургского двора: сама Екатерина II взяла его под свое покровительство и обещала оказать ему поддержку. Этим иностранцем был Франсиско Миранда.

После того как переговоры, которые Миранда в 1784 г. вел с руководящими политическими деятелями США, закончились неудачей, он направился в Англию. При его прибытии в Лондон, в феврале 1785 г., английские газеты приветствовали его, как будущего освободителя Испанской Америки.

Аристократические манеры открыли ему доступ в лондонский «высший свет», а романтический ореол «жертвы испанской инквизиции» — в среду радикальных ораторов, журналистов и философов. Повсюду он завязывал сношения с видными политическими деятелями, убеждая их содействовать освобождению испанских колоний.

Но в 1785 г. Англия не была подготовлена к возобновлению недавно закончившейся войны с Испанией; не оправившись еще после потери своих северо-американских колоний, она нуждалась в передышке. Ничего не добившись, Миранда покинул Лондон и предпринял длительное путешествие по Европе.

Он побывал в германских государствах, Швейцарии, Италии и Греции. Осенью 1786 г. он появился в Константинополе. Получив от русского посланника Я. И. Булгакова рекомендательное письмо к херсонскому губернатору А. И. Вяземскому, он в конце сентября отплыл в Россию.

По прибытии в Херсон Миранда поселился у Вяземского и, согласно позднейшему свидетельству последнего, пользовался его гостеприимством около трех месяцев. Из дневника Миранды видно, что 31 декабря он был представлен Потемкину, инспектировавшему черноморское побережье.

«Мы встретили в Херсоне одного испано-американца, г. Миранду, незаурядного и остроумного человека, понравившегося князю Потемкину»,

— писал один из спутников всемогущего фаворита, принц Нассау-Зиген.

Потемкин настолько заинтересовался экзотическим гостем Вяземского, что захватил его с собой в Крым, а затем в Киев, куда тем временем прибыла Екатерина II.

14 февраля 1787 г. Миранда впервые получил аудиенцию у императрицы. Встречи и беседы с нею происходили и в следующие дни. В короткое время Миранда завоевал расположение Екатерины и стал «своим человеком» при дворе.

«Хотя Миранда не имел доступа во внутренние аппартаменты императрицы, — доносил своему правительству австрийский посол Кобенцль, — тем не менее он жил в тесной близости со всеми нами (членами дипломатического корпуса), равно как и со двором. Он — человек обширных познаний, свободно высказывающийся обо всем, и особенно, против испанского правительства».

Французский посол Сегюр подчеркивал в своих мемуарах необычайное благоволение императрицы к венесуэльскому заговорщику и ту откровенность, с которой последний высказывал свою враждебность мадридскому двору.

Испанский поверенный в делах Маканас сообщал в Мадрид, что ни один из проживавших в то время в России иностранцев не снискал расположения Екатерины и Потемкина в такой степени, как Миранда.

По свидетельству фактического руководителя коллегии иностранных дел А. А. Безбородко,

«американец Миранда,… ревностно стенающий о несчастии и угнетениях своего отечества, поправился не только князю (Потемкину), но и государыне».

В Петербурге, куда Миранда прибыл 14 июня 1787 г., ему был оказан не менее радушный прием, чем в Киеве. По словам австрийского посла Кобенцля, «граф Остерман (вице- канцлер) представил его цесаревичу, который был с ним очень любезен».

Столичная знать наперебой приглашала его на обеды и балы. Он повсюду показывался в мундире испанского полковника; это вызвало протест дипломатических представителей трех бурбонских дворов (мадридского, версальского и неаполитанского); однако этот протест не произвел ни малейшего впечатления на царское правительство.

Французский посол Сегюр рассказывает:

«Он (Миранда) поссорился с испанским поверенным в делах, который хотел заставить его снять полковничий мундир или показать свои патенты. Императрице очень хотелось, чтобы уладили этот спор. Испанский поверенный показал мне довольно сухое письмо, которое он написал этому воину, и ответ его. Последний был не только неуместен, но груб — написан в самых оскорбительных выражениях. Я объяснил поверенному, что так как дело дошло до личностей, то мне тут нечего давать советы и вмешиваться. Но через несколько дней он показал мне формальное повеление своего двора просить императрицу выдать Миранду, как изменника, осужденного за политические преступления… Я обещал ему прекратить всякие сношения с Мирандою, с которым так часто виделся в Киеве. Так как министры, чтобы понравиться императрице, оказывали уважение этому испанцу (Миранде), приглашали его на званые обеды и принимали вместе с дипломатическим корпусом, то я им объявил вместе с неаполитанским министром Серра Каприола, что такое обращение с человеком, обидевшим испанского поверенного в делах, показывает пренебрежение к дворам мадридскому, неаполитанскому и версальскому, и что наши с ними сношения могут от этого измениться».

Но Екатерина твердо решила не давать Миранду в обиду. Полковник Гарновский — доверенный человек Потемкина, во время отлучек последнего из Петербурга пересылавший ему донесения о различных происшествиях при дворе, — 26 августа 1787 г. писал:

«Гишпанского короля поверенный в делах при здешнем дворе просил здешнее министерство, чтобы графа Миранду, яко вредного королю его человека, выслать вон отсюда. Государыня изволила указать ответствовать на сие: «Как Мадрид от Петербурга находится в неблизком расстоянии, то ее и. в-во не уповает, чтобы гр. Миранда мог в таком случае быть его вел-ву королю гишпанскому опасен».

После этого инцидента Миранда, с разрешения императрицы, заменил испанский полковничий мундир русским, что было истолковано окружающими как его вступление в русскую службу. Миранде было разрешено носить форму полковника Екатеринославского кирасирского полка.

Прием, оказанный в России венесуэльскому заговорщику, вызвал в Мадриде крайнее беспокойство.

«Слышно, что гишпанский король зол на нас безмерно за прием Миранды»,

— писал Безбородко Потемкину.

Русский посол в Мадриде С. С. Зиновьев доносил о настоятельном желании испанского правительства, чтобы Миранда был выдан Испании или по крайней мере выслан из России.

«Я могу заверить ваше превосходительство, — писал Зиновьев вице-канцлеру Остерману, — что испанский двор был бы весьма восприимчив к такому проявлению благосклонности нашего двора и не замедлил бы при случае оказать ему подобную же услугу».